И Намор - В третью стражу [СИ]
"Однако!"
То есть удивить кого-нибудь в двадцать первом веке ватерклозетом, устроенным в смежном со спальней помещении было сложно, даже если у человека такой роскоши отродясь не бывало. Но в тридцать шестом это было что-то, тем более, помимо унитаза здесь и ванна с душем имелась и биде!
"И горячая вода, небось, есть..."
Ну, разумеется, и горячая вода имелась, поэтому Татьяна первым делом полезла в ванну.
"Подождут", — решила она, вспомнив о компаньонах. И действительно, вряд ли Ольга – ее Таня называла про себя Ольгой с не меньшим усилием, чем Олега — Олегом – так вот: вряд ли Ки... то есть, тьфу! Ольга, разумеется, бегом будет бежать, чтобы поскорее спуститься вниз, в гостиную. Не похоже на нее нынешнюю, да и куда, в самом деле, спешить? Они же сюда на "пару дней" приехали. "Чтобы отдохнуть, — сказал Б... Олег. — "И о будущем на досуге поразмыслить". Каникулы у них, если кто не понял, и...
"Гори все ясным пламенем! Я хочу принять ванну. Ванну. Принять. ХОЧУ!"
* * *Когда-то давно, в студенческие еще годы, посмотрела Таня фильм Бунюэля "Скромное обаяние буржуазии". Так вот, самого фильма она сейчас не помнила, но название его всплыло в голове как-то само собой и, разумеется, без какой-либо содержательной ассоциации с творчеством французского режиссера, стоило лишь погрузиться в горячую, дышащую паром, но не обжигающую воду. Погрузиться, вытянуть ноги и откинуться спиной на прогретую бронзовую стенку ванны, закурить неторопливо, и, наконец, положить голову на сложенное в несколько раз полотенце, пристроенное на край... Чудо! Чудесно... Просто замечательно... И кто бы ни был тот человек, который позаботился припасти для нее, начинавшей уже забывать о чудесах химии двадцать первого века, "цветочный аромат" для ванны, кокосовое мыло, и жидкие шампуни – фиалковый от Schwarzkopf и Dop от l'Oréal – слава ему и почет, этому человеку, и низкий наш женский поклон, и отдельное мерси от уставшей и перенервничавшей до полного "не могу" молодой советской разведчицы Жаннет Буссе.
Да, так сибаритствовать можно, и жить так можно, нужно и удивительно хорошо. И на Таню само собой снизошло состояние расслабленного покоя, физического и душевного.
"Нирвана..."
Ей было настолько хорошо, что она озаботилась даже – и неоднократно – вопросом, а не послать ли на фиг эту "рыбалку", то есть все эти светские посиделки в гостиной, если ей и так уже замечательно хорошо?
"Остаться здесь, лежать вот так, добавляя по времени горячую воду... Потом забраться в постель и спать..."
Спать и видеть сны, в которых ее будет обнимать атлетически сложенный Баст Шаунбург... или не будет.
К половине седьмого она была уже вполне готова "выйти в люди". Еще раз критически осмотрела себя в зеркале, врезанном в среднюю дверцу массивного и тоже дубового шифоньера, и осталась собою вполне довольна. Туфли на высоком каблуке – к сожалению, единственные в ее небогатом гардеробе – добавляли роста и каким-то колдовством определяли особую, свойственную только ей осанку. Длинная, до щиколоток, приталенная темно-серая юбка и белая блузка, с широкими и сильно приподнятыми плечами и "с кружавчиками, тут и тут", выгодно демонстрировавшая не очень полную грудь французской комсомолки, и открытую — "высокую" — шею. Ну а золотистые ее волосы, поднятые вверх и уложенные на затылке, дополняли картину, которую можно было не портить макияжем, но она, разумеется, им немного "злоупотребила".
"Вполне".
Таня вооружилась сигаретой – курить не хотелось, но имидж требует жертв – и вышла из комнаты. И тут же в очередной раз вынуждена была мысленно покачать головой, обнаружив, какую на самом деле звукоизоляцию обеспечивают толстые каменные стены и двери из натурального дуба. В комнате было тихо, но из коридора второго этаже этажа доносились приглушенные расстоянием голоса, а с лестницы уже можно различить и произносимые слова. К удивлению, ждали только ее, и... да, и Ольга тут, и она...
" Une grue![199]"
Нынешняя Ольга являлась чем-то средним между Гретой Гарбо и Марлен Дитрих. Красивая и стильная дамочка, ничего не скажешь! И этим вечером, благо не в цивилизованном месте, где за такое и арестовать могут, оделась в "мужской" в полоску костюм и мужскую же белую сорочку при темном галстуке.
"А про бюстгальтер мы конечно в спешке забыли... Вот же... garce[200]!"
— Какой у тебя прелестный костюмчик! — Улыбнулась Татьяна, одновременно выпуская дым от затяжки, аки дракон огнедышащий.
— О, да, — мурлыкнула в ответ Ольга, Вот только "мурлыка" эта была никак не менее опасна, чем тирольская рысь. Как минимум. Потому что по максимуму это уже была какая-то Багира, хоть и не черная, а рыжая. — Эльза чудесный мастер. Даже и не знаю, чтобы я без нее делала! — Под тонкими бровями в таинственной дымке, порожденной "размытым" макияжем и длинными ресницами, набирали силу два огромных изумруда.
— Эльза? — Переспросила Таня, пытаясь понять, отчего у крысы Кисси такие огромные зрачки. Что-то крутилось в голове, но никак "не давалось в руки".
— Эльза Скьапарелли...
"Скьапарелли?... Ах, да... Это кто-то типа Дживанши, только "сейчасный". А глаза... Черт! Да она же marie-jeanne[201] курит!"
Ответ был настолько очевиден, что даже странно, как она сразу не сообразила. Можно подумать, не знала, как пахнет анаша! Знала, разумеется. В ее молодые годы в универе многие баловались. Угар социализма, так сказать...
— Ах, да! Скьапарелли... Ну как же! Добрый вечер, мальчики! — "Мальчики" сразу же разулыбались, как дети, а Ольга чуть нахмурилась.
— Ужин "подадут" в половине восьмого, — сказал, вставая из кресла у камина, Олег. — Выпьешь что-нибудь?
— А что есть? — Она на секунду зафиксировала взгляд на огне в камине и направилась к пустующему креслу, стоящему как раз напротив кресла Ицковича. Это был маленький тактический успех, но лиха беда начало.
— Да, в принципе, все, что душа пожелает. — Ответил Олег, кивая на открытый бар. — Итак?
"Красивые глаза..."
— Абсент, — сказала она, выпуская дым из ноздрей. Один знакомый, — еще там, в Москве, в двухтысячных – сказал как-то, что у женщин это получается весьма нетривиально, сексапильно – особенно у красивых женщин – и... еще как-то, но этого, последнего, она не запомнила. Впрочем, и бог с ним. Первых двух пунктов программы было вполне достаточно, а в том, что она красивая женщина, Таня нисколечко не сомневалась.
— Хм... — Весьма театрально поднял левую бровь Баст фон Шаунбург. — Между нами, шер ами, абсент во Франции запрещен к употреблению. В Германии и Австрии, впрочем, тоже.
— А у нас разрешен. — Тронул свои стильные тоненькие bacchantes[202] "денди лондонский" со вполне русским именем Степан.
— В Англии много чего разрешено. — Как-то непонятно прокомментировала его слова Ольга и чуть раздвинула в "рассеянной" улыбке свои едва тронутые бледной помадой губы. Красивые губы.
"Изысканно красивые... Тварь!"
— Налей мне тоже... кузен, — добавила Ольга, как бы решив, что белое вино, которого еще немало оставалось в ее бокале, не так уж и хорошо, как ей показалось вначале.
"Кузен... А что она хотела сказать на самом деле? Любимый, дорогой?"
А абсент — "И с чего это я о нем вспомнила?" — оказался не привычно-изумрудного цвета, а, как ни странно, красного.
"Красный абсент? Или Баст нас разводит, как двух дурочек? Но Ольга-то должна в таких вещах разбираться, но молчит".
Между тем, Баст достал из буфета два абсентных стакана – толстостенных, высоких, на короткой и относительно тонкой ножке. Отмерил с помощью мензурки — 'Как в школьной лаборатории – хихикнула про себя Таня – сейчас бесчеловечные опыты будем ставить' — по одной части красной жидкости, а затем начал делать что-то такое, отчего все замерли и, буквально открыв рты, уставились на него.
Из недр буфета, солидного и даже величественного, пожалуй, как какой-нибудь собор Нотр Дам, извлечена была специальная ложечка – плоская, с дырочками, как в дуршлаге, и при том достаточно широкая, чтобы лечь на края бокала – и, разумеется, раз уж ее достали, тут же заняла место на первом из двух стаканов. Впрочем, и второй вниманием не обделили.
"Однако", — прокомментировала Жаннет, как зачарованная, следившая за тонкими, но крепкими пальцами Баста. Действовал фон Шаунбург умело – едва ли не профессионально – быстро, красиво и... да – на редкость артистично, возможно даже, вдохновенно.
Он положил на ложечки по кусочку пиленого сахара — "А рафинад у него откуда? Он что, знал, что я попрошу абсент?!" — накапал на него по пять капель красной жидкости из бутылки и тут же поджег. Горит абсент не хуже спирта, да и состоит из спирта процентов на семьдесят или даже девяносто в зависимости от сорта. Но фокус не в этом, а в том, что по мере сгорания спирта, сахар меняет цвет и плавится, так что через мгновение капли раскаленной карамели падали вниз. И, разумеется, абсент в стаканах вскоре вспыхнул, но Баст уже вливал через свободный край бокала талую воду из ведерка со льдом, где дожидалась ужина бутылка шампанского. Воды влил немного – максимум по три капли на каплю абсента, но этого хватило: огонь угас, а напиток в стаканах помутнел, решительно изменив цвет.
